Композитор Дашкевич: Для итальянцев опера – как футбол. Когда певец берет верхнюю ноту до – это примерно то же самое, что гол забили

Весь театр тут же встает и, подобно стадиону, в едином порыве начинает неистово рукоплескать, вопить и сходить с ума. А не взял ты эту самую до – тебя тут же освистали и забросали помидорами. Считай не забил пенальти.

Конечно, это великое искусство, и я ни в коей мере не глумлюсь, ничего против итальянской культуры оперного пения сказать не могу. Но русская опера построена иначе.

Ведь, согласитесь, трудно себе представить, чтобы Евгений Онегин пытался взять верхнее до в тот момент, когда убил Ленского. Чушь несусветная, верно? Равно как и Борису Годунову негоже неистово голосить, когда он поет Достиг я высшей власти... У нас, русских людей, совсем иная стихия, другие психологические факторы включаются. Не работают тут верхние ноты, понимаете?

Но итальянское у нас делается потому, что труппа, ставящая подобные сюжеты, надеется на зарубежные гастроли. Условно говоря: Нижний Новгород – Нью-Йорк – Нижний Новгород. Однако нам это ничего не добавляет, потому что зарубежные страны, как волки, все равно цепляются за то, чтобы повсюду исполняли именно их музыку. Но – с небольшими вкраплениями проверенной веками нашей классики. А она ведь тоже практически идет в расход.

Вот посмотрите. Наш замечательный пианист Денис Мацуев: его за рубежом ждут прежде всего для того, чтобы он исполнил Первый концерт Чайковского или Второй концерт Рахманинова. И он востребован там прежде всего именно в этом качестве.

Хотя этот талантливый парень, подозреваю, уже проклинает эти сочинения, но они покупаемы и продаваемы. Здесь мы с вами, собственно, возвращаемся к разговору о разнице между композитором и исполнителем. То есть, к тому, что большая музыка с экономикой имеют абсолютно противоречивые векторы.